Сидел, было скучно. Решил бытописать интеллектуальные последствия зимней ломки.
Для тех кому интересно - утопия на местный лад.
Остальных просьба тапками не кидаться... Девятый день апокалипсиса
5 марта 2010 года, 12:03
Государственный архив в г. Тобольске
Сергеев Иван Аркадьевич, скромный учитель одной из районных школ безвестной области, затерянной на окраине обгрызенной Российской империи, осторожно разбирал листы записей 19 века. Документы скупо повествовали об итогах так называемого «картофельного бунта» 1842 года, поразившего в позапрошлом веке эти края и о государевом дознании с пристрастием о зачинщиках сих беспорядков.
Сведения о выпоротых крестьянах перемежались указаниями из центра о необходимости «усилить и углубить» разбирательство по всем статьям. По старой традиции российские власти, дабы скрыть собственную некомпетентность, валили всю вину на «тёмных мужиков», которым в очередной раз «что-то втемяшилось», их же пороли, отдавали в солдаты и т.д.
Откинувшись на спинку неудобного стула, Иван Аркадьевич крутил между пальцев карандаш и размышлял о том, что и в нынешние времена ситуация изменилась не сильно. Обобранный народец, занятый по большому счёту только тем, чтобы найти кусок хлеба себе и своим детям, вынужден был выслушивать от расположившихся у кормила власти нотации о необходимости любви к родине, инновациям и прочему прогрессу…
В желудке учителя неожиданно громко заурчал неведомый науке зверёк. Поежившись от неудобства, Иван Аркадьевич решил, что перекусить в местной столовке всё-таки не мешает, стакан воды с утра, судя по ропоту изнутри, за еду не проканал. Встав из-за стола, он поднял папку с уже почти дочитанным делом и сделал первый шаг, как вдруг неожиданно из бумаг выскользнул грязно-жёлтый конверт из плотной бумаги и шмякнулся на пол. Воровато оглянувшись по сторонам: конфуз получился немаленький, Иван Аркадьевич быстро сел за стол и тут же нырнул под него с несвойственной его годам резвостью. Нащупав конверт, он осторожно подтянул его к себе и тут же выпрямился, по дороге пребольно ударившись головой о крышку стола.
Добавлено (02.04.2010, 00:43)
---------------------------------------------
Обнаружив, что всеми своими телодвижениям он привлёк к себе изрядное внимание окружающих, Иван Аркадьевич нарочито сосредоточенно принялся изучать содержимое конверта, хотя не мог разобрать ни строчки. Перед глазами плыли искорки из диснеевских мультфильмов и какие-то цветные круги. Спустя минут десять несчастный педагог сумел-таки собрать в кучку своё сознание и сопоставить его с окружающей действительностью. Пожелтевшие листы лежавших перед ним бумаг зияли дырками и трепетали ободранными краями. Они были написаны церковнославянским языком (который он, слава богу, был способен разбирать) и относились к документам, созданным явно не гражданскими властями. Первым, что смог разобрать Иван Аркадьевич, было решение заключить в подвалы Далматова монастыря некоего старца Амвросия из Камышловского уезда, смущавшего прихожан во время «картофельного бунта» некими пророчествами, якобы дарованными ему святым духом на Пасху. Далее следовали листы с опросом слышавших «бесовские речи»…
«Почему бесовские?», - искренне удивился учитель, - «вроде обычный кликуша…». Но вчитываясь еще с полчаса в бумаги, с трудом разбирая крючковатый язык предков, Иван Аркадьевич начал одного за другим вылавливать «бесенят», стоивших Амвросию каменного мешка. «И власти не от бога и попы не от бога», - передавал слова новоявленного пророка некий Никифор, очевидец выступлений Амвросия, - «И нет в них силы, а есть только сребролюбие, ибо тот, кому дарована Господом сила, тот, кто напоён его благодатью - не обирает нищего, не отнимает у обездоленного, не требует смирения от униженного …»
«Эхе-хе», - по-стариковски вздохнул педагог, - «за такое не то, что при царе-батюшке, за это и сейчас по голове не погладят». Бумаги неожиданно обрывались на записях начала 1843 года, связанных с упоминанием о пророчестве Амвросия, о том, что через 98 лет Россия столкнется «…с лютым зверем с запада и будет повержена на колени, но осенённая божьей благодатью сумеет подняться, дабы спасти свой народ, даровав ему шанс вернуться к Богу… И одержанная победа над зверем станет последней чертой, отделяющей людей от устрашающих знаков божьих, которые будут явлены людям на границе империи, ровно через 167 лет от сделанного пророчества на девятый день последнего месяца весны…»
Передёрнув плечами, Иван Аркадьевич записал в своем блокноте цифры столбиком и остекленевшими глазами уставился на полученный результат – 2010. «Девятый день последнего месяца весны», - прошептал учитель, - «9 мая 2010 года». Он поднял покрасневшие глаза и увидел густые синие сумерки за окном. «Девятый день апокалипсиса…», - Иван Аркадьевич почувствовал себя булгаковским поэтом Бездомным, заглянувшим в глаза сатане, - «бред, полный бред, Нострадамус гребанный…».
Добавлено (02.04.2010, 00:47)
---------------------------------------------
15 марта 2010 года, 10:27
г. Шадринск, многоэтажка по улице Свердлова
Иван Аркадьевич стоял перед обшарпанной дверью квартиры ныне покойного краеведа Вострякова, пытаясь подобрать слова, которые надо было бы сказать вдове – Нине Николаевне. Наконец, собравшись с духом, он позвонил и через секунду дверь распахнула девчушка лет 14-ти с яркими голубыми глазами. «Я…», - замялся Иван Аркадьевич, «я вот… здравствуйте… я хотел… мне бы Нину Николаевну, деточка…».
«Сами вы деточка», - фыркнула девчонка и скрылась в глубине квартиры. На её месте появилась седая полная женщина с грубыми чертами лица и ноздреватой, нездорового жёлтого оттенка кожей. «Что вы хотели?», - спросила она, перегородив дверной проём и явно не собираясь пропускать Ивана Аркадьевича в квартиру. «Простите, вы не впустите меня…», - как-то растеряно спросил он. «Что вы хотели?», - словно не слыша его, повторила женщина. «Понимаете, я учитель из школы ….ского района, занимаюсь краеведением, у нас музей школьный», - он чувствовал себя словно второклассник, опоздавший на урок, - «ваш супруг… он разбирал материалы из Далматовского монастыря… часть архивов… у него была такая коричневая папка с отдельными документами…»
«Уходите!» - тон женщины не допускал возражений, - «у меня ничего нет, никаких поганых грязных бумаг!» Она почти сорвалась на крик. Лицо её исказилось так, что Иван Аркадьевич невольно отпрянул. «Вы извините… я не хотел… вы не расстраивайтесь», - подыскивал нужные слова учитель, но у него перед носом уже хлопнула дверь…
Выйдя из подъезда, Иван Аркадьевич опустился на лавочку и закурил. Пальцы подрагивали. Морозный воздух почти звенел, но он не чувствовал холода. Последние дни были явным помешательством в его размеренной жизни, изрядно сдобренной алкоголем. Его мучили постоянные кошмары. Он практически перестал спать. Девятый день последнего месяца весны стал его проклятием. Даже 40-градусная прекратила помогать…
Всё началось после того, как в новостях он услышал рассуждения метеорологов о том, что календарно закончившаяся зима была самой холодной за последние 50 лет. Ослабевшими руками он нашарил свой блокнот и прочитал выписку, сделанную в Тобольском архиве: «…И прииде год, в который зима будет зла. Земля станет словно железной и наступившая весна не разбудит реки, снег не сойдёт с земли до Пасхи. И скажут люди, что не было такой злой зимы за полвека… И будет это первым знамением перед явлением божьей воли в девятый день последнего месяца весны…» Больше никаких данных не было, и это, как водится, вызывало беспокойство, страх неизвестности, неопределенности, порождающий раздражение и гнев.
Добавлено (02.04.2010, 00:48)
---------------------------------------------
Надеясь избавится от этого наваждения, он отправился в Далматовский монастырь, чтобы разыскать следы Амвросия и бумаг, составленных церковниками для изобличения его ереси. В разоренной при большевиках обители ему ничем помочь не смогли, но подсказали имя местного краеведа, который изучал историю монастыря, а уже от него он услышал о Вострякове и о том, что тот нашёл часть записей о пророчествах Амвросия. Но из этих записей нельзя было разобрать, в какой год будут явлены «устрашающие божьи знаки». До бумаг Тобольского архива, судя по-всему, Востряков не добрался…
Ему уже начало казаться, что вот-вот и он доберётся до проклятых бумаг и избавится от своих кошмаров. Он был в двух шагах от них, но теперь, вместе с захлопнувшейся дверью, все надежды рухнули. Захотелось завыть и упасть на снег… «Надо ограбить квартиру», - неожиданно ясно проскочила в его голове мысль. Он вздрогнул и выронил сигарету. Подняв глаза, он смотрел на окна четвёртого этажа. «Господи, как такое в голову приходит», - спросил сам себя Иван Аркадьевич.
«Да нет у нас никаких бумаг», - над самым ухом раздался звонкий девичий голос. Иван Аркадьевич аж подскочил на месте. Голубые глаза с хитрым прищуром не по-детски оценивающе изучали его. «Я… это… вот», - словно испугавшись, что она знает о его «грабительских» намерениях, замялся Сергеев, - «понимаете, там очень странные бумаги, в них есть то, что может вам и не понять, но это может быть важным…»
«Ну», - протянула девчонка, - «может и не понять, но после смерти дедушки все бумаги забрали какие-то люди, я не знаю какие, с ними бабушка и мама говорили».
«Забрали…», - Иван Аркадьевич растеряно опустился на скамейку, ноги стали ватными, - «забрали…»
«Да, все бумаги забрали», - повторила голубоглазая девчонка, - «но дед для кого-то делал сканы бумаг… собирался передать… но вдруг умер…» Глаза девчонки неожиданно стали влажными.
Она выхватила из кармана платок, промокнула глаза, сунула его в руку Ивану Аркадьевичу и сказав: «Мне пора», в мгновение ока скрылась из виду. Сергеев встал и вышел из двора, пытаясь сообразить, как ему быстрее добраться до автовокзала. Он скомкал платок и уже хотел сунуть его в карман, как вдруг почувствовал что-то твердое в нём. Он развернул его и увидел маленькую розовую флэшку. «Не может быть», - прошептал Иван Аркадьевич и оглянулся по сторонам. На него никто не обращал внимания, все спешили по своим делал. Под ногами скрипел снег…
, однако!!!
